Восстановление Советской власти в освобожденных в 1944 году республиках выглядело триумфальным только на кадрах кинохроники. На самом деле далеко не все население Прибалтики, Украины и Беларуси воспринимало уход немцев как безусловное благо. Страны Балтии, регионы Западной Украины и Беларуси вошли в сферу влияния СССР по весьма спорному с правовой точки зрения пакту Молотова-Риббентропа — Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом, подписанном 23 августа 1939 года, так что “возврат коммунистов” воспринимался и как смена оккупационных режимов. Недовольство усиливало восстановление колхозной системы, введение не менее жесткого, чем при нацистах, налогообложения, отношение к жителям освобожденных республик как к гражданам второго сорта — в советских анкетах пункт “Находился ли на временно оккупированной территории в период Великой Отечественной войны” значился чуть ли не до распада СССР — и массовая мобилизация мужского населения в Красную Армию.

Хорошо известно, что в Литве, Латвии, Эстонии и на Украине антипатия к советской власти вылилась в многолетнюю партизанскую войну. В Беларуси накал протестных настроений был значительно ниже. Кроме того, местное партийное руководство делало все возможное, чтобы не портить имидж “партизанской республики”, поэтому все нежелательные эксцессы устранялись в режиме максимальной секретности. Изучение белорусского антисоветского сопротивления также не приветствовалось, поэтому более-менее общее представление об этой забытой странице нашей истории можно представить лишь по зарубежным исследованиям, немногочисленным публикациям современных авторов и единичным архивным документам.

“Черный кот” и другие “лесные братья”

Для подавления антисоветского сопротивления в Беларуси было создано 6 оперативных центров МГБ, на борьбу с подпольем направлялось 13 полков войск НКВД общей численностью 18.890 человек. “Изъятие антисоветских элементов и ликвидация вооруженных бандгрупп” велись проверенными методами и, при необходимости, с привлечением крупных формирований регулярной армии.

20 декабря 1944 года на территории республики была проведена широкомасштабная войсковая операция, в ходе которой органами НКВД-НКГБ было арестовано, задержано и убито 7.378 человек.

В отчете о работе ЦК КП(б)Б с июля 1944 г. по июль 1946 г. отмечалось: “Бандитские формирования в первый год после изгнания немцев представляли собой крупные, хорошо вооруженные и экипированные воинские единицы, находившиеся под командой опытных конспираторов и офицеров. В ходе ликвидации банд… …изъято у бандитов и в схронах 211 минометов, 195 противотанковых ружей, 3.587 пулеметов, 68.377 автоматов и винтовок, 2.979 пистолетов, 36.078 гранат и мин, 40 множительных аппаратов, 47 раций”.

С кем же велась такая ожесточенная борьба?

В первые послевоенные годы на западе Беларуси активно действовало 20 тысяч бойцов Армии Крайовой, еще до 40 тысяч находилось в конспиративной сети. Плюс, в некоторых южных районах республики сражались несколько тысяч членов Украинской Повстанческой Армии (УПА). Иногда на территорию приграничных районов БССР проникали и литовские партизаны.

С нынешних позиций наиболее неоднозначным формированием послевоенного подполья была Белорусская Освободительная Армия (БОА или “Черный кот”). С точки зрения советской идеологии, “Черный кот” ничем не отличался от других “бандформирований”, но, с другой стороны, основной целью БОА являлось “достижение и обеспечение в будущем независимости Белоруссии” — т.е. борьба за суверенитет, который является одной из основных ценностей современной белорусской государственности.

Отряды “Черного кота” существовали практически во всех районах страны, хотя и были немногочисленными. Общая численность БОА не превышала 3.000-3.500 “партизан” и 10-15 тысяч “подпольщиков”. Лидер Всеволод Родько был захвачен и расстрелян в 1946 году, однако ее отряды продолжали активно действовать до 1950 года, проводя довольно “громкие” операции. В марте 1948 года ворвались в Новогрудок, перебили сотрудников МГБ и работников советской администрации.   Осенью того же года “Черный кот” совместно с УПА штурмовал Кобрин. В марте 1949 года бойцы БОА атаковали станцию Гайновку (сейчас — в Подляском воеводстве Польши), в сентябре напали на концлагерь около Минска, пытаясь освободить заключенных.

Один из отрядов довольно долго действовал в Бобруйской области. Некоторые сведения о нем и обстоятельствах ликвидации содержатся в публикациях, посвященных биографии генерал-полковника КГБ Сергея Бельченко — первого министра внутренних дел в послевоенной истории страны.

По воспоминаниям ветерана спецслужб, бобруйский отряд БОА состоял из 40 человек во главе с бывшим председателем сельсовета. Конспирация была на высоте, и все меры по внедрению агентуры долгое время не имели успеха.

При выселении бывших полицейских из области был выявлен и завербован родственник командира отряда. Чтобы не вызвать подозрения при проверке при внедрении, агенту с оперативным псевдонимом “Родственник” было дано разрешение выполнять все поручения “бандитов”, а связь с ним велась только через тайники. Благодаря полученным от “крота” сведениям, отряд попал в засаду и был полностью уничтожен.

Чтобы не “засветить” ценного секретного сотрудника, чекисты пустили слух, что он понесет суровое наказание. На самом же деле его с семьей тайно вывезли на территорию РСФСР и поселили в одном из провинциальных городков.

В Красной Армии служить не желаем!

Сразу после освобождения Беларуси для восполнения тяжелых потерь в живой силе советские военкоматы начали призывать в РККА местную молодежь. Право мобилизации было дано также и командирам дивизий и даже полков, чем наступавшие войска активно пользовались. В восточных районах страны особых проблем с призывом не возникало, но поляки, как и значительная часть белорусов из западных областей, в Красную Армию идти не хотели. Мотивы этого нежелания были, к сожалению, не только субъективные.

Призывники из “бывшей Польши” считались потенциальными предателями, поэтому командование частей стремилось использовать их на самых опасных участках наступления. Нередко отправляли в бой вообще без подготовки и плохо вооруженными. Кроме того, у бывших граждан Польской республики формально был выбор: имели право призываться в Войско Польское.

Большинство призывников из западных областей Беларуси стремилось попасть в польскую армию, поэтому советские военкоматы шли на откровенный обман. Призывников-поляков записывали белорусами и принудительно направляли в Красную Армию.

“Обманная мобилизация” привела к волнениям в ряде учебных частей, расквартированных в Молодечненской, Полоцкой, Вилейской, Барановичской, Пинской и Полесской областях БССР. Один из наиболее мощных протестов произошел в Бобруйске в марте 1945 года.

Началось все с массового дезертирства 3 марта, когда из дислоцированной 34 запасной дивизии был отправлен эшелон с пополнением на фронт. Во время следования в Восточную Пруссию на участке Барановичи-Волковыск из него дезертировали 73 бойца. Пока шла проверка инцидента, часть военнослужащих нового пополнения отказалась мыться в бане и получать красноармейское обмундирование. Отказники заявляли: “Мы — поляки, не желаем служить в Красной Армии, требуем направить нас в Польскую армию”. У некоторых призывников сохранились повестки, подтверждавшие, что в РККА их призвали обманом, поэтому командование части не рискнуло идти на крайние меры и позволило недовольным написать заявления о переводе в Войско Польское. Таких оказалось более тысячи человек!

Ситуация стремительно выходила из-под контроля. 23 марта по пути следования роты нового пополнения в баню 4 военнослужащих сели на мостовую и отказались идти дальше. Младший лейтенант приказал сержанту арестовать их и отправить на гауптвахту. Но рота сомкнулась, не дав арестовать нарушителей. Для установления уставного порядка сопровождающим пришлось открыть огонь из автоматов…

Автоматные очереди по своим в тылу — это мятеж, за который в военное время следует неминуемый расстрел. Однако  участники “бобруйского бунта” отделались легким испугом: недовольных спешно распределили по разным воинским частям и отправили на передовую, а дело “об антисоветски настроенных призывниках” было спущено на тормозах самим Пантелеймоном Пономаренко. Глава республики знал, насколько сложно достигалось соглашение между правительством Советской Беларуси и Польским комитетом национального освобождения по вопросам национальной принадлежности жителей Западной Беларуси, и создавать повод для новых разногласий с упрямыми деятелями ПКНО совершенно не желал. К тому же жесткая реакция в отношении поляков, которых насильственно лишали их национальности, могла вызвать еще большие трудности с призывом в Красную Армию.

Ну и главное. Пономаренко в это время “светило” повышение — перевод в Москву на пост одного из секретарей ЦК ВКП(б). Но вряд ли оно состоялось бы, задай товарищ Сталин сакраментальный вопрос: “Почему, товарищ Пономаренко, в те дни, когда героическая Красная Армия добивает фашистского зверя в его логове, у вас в Беларуси приходится оружием подавлять антисоветские восстания? Так вы обеспечиваете надежность нашего тыла?”

В общем, не устраивать по поводу “бунта” в 34 запасной дивизии “образцово-показательную порку” у этого умного партфункционера были очень веские причины…