Улица Гармашева расположена в южной части города. Начинается от Т-образного перекрестка с Рабоче-Крестьянской улицей и заканчивается у переезда через железную дорогу перекрестком с улицей Локомотивной (с северо-запада, нечетная сторона). На улице располагается 30 домовладений, в которых проживает 57 человек.

На доме № 2а установлена мемориальная доска Ивана Гармашева.

— Деда, деда! — мальчик лет восьми со всех ног бежал к дому, размахивая большим конвертом. — Деда, тебе тут письмо.

— Кто ж нам написать сподобился, а, Матвей Алексеевич? — потрепал дед по макушке юного письмоносца. — Поглядим.

Мужчина, надорвав конверт, вынул несколько листов с напечатанным на машинке текстом*.

“Глубокоуважаемые Анастасия Николаевна, Ипатий Андреевич, Алексей Ипатьевич и все родные Вани Гармашева!

Спасибо осипович-ским ребятам, что хоть с опозданием в четверть века, но я могу написать вам письмо о своем боевом друге, вашем сыне Иване Ипатьевиче Гармашеве.

Наше знакомство и дружба с ним, как, впрочем, это часто было в годы Великой Отечественной войны, были не очень продолжительными. <…>”.

На глаза навернулись слезы. Ипатий Гармашев думал, что боль от той потрепанной похоронки прибило временем. Но ровные машинописные строки от неизвестного друга его Вани разбередили рану.

— Деда, — прошептал мальчик. — Деда, почему ты плачешь?

— Ничего, мой хороший. Ничего.

“С вашим сыном и братом я познакомился в начале 1944 года. <…>. Ваня в ту пору был помощником начальника оперативного отдела штаба дивизии, пользовался большой любовью и уважением всех офицеров в дивизии и полках. <…>”.

— А почему я этого Ваню никогда не видел? — удивился Матвей. — Вот дядю Павла видел. Он мне на прошлой неделе целый кулек конфет принес.

— Умер он во время войны, защищал землю нашу от немцев, — вздохнул мужчина.

— Ого, — Матвей восхищенно посмотрел на деда. — Почитаешь еще, что про дядю Ваню пишут?

Ипатий Андреевич перевернул страницу.

“В штабе получаем радиограмму от командующего Армией генерала Батова — из “Бобруйского котла” вырвалась группа немцев, преимущественно офицеры на бронетранспортерах, танках, и держат путь на Осиповичи. <…>. До полудня всё спокойно. Уже под вечер выскакиваю из хаты на звуки стрельбы из ракетниц и автоматных очередей. Пробегаю мимо раскрытого окна, у которого расположился Ваня. У него наушники на голове и сидит около радиостанции, а рядом девушка-радистка. <…>. Приветливо машу ему рукой, не думая, что это уже послед-нее приветствие. <…>. Возвращаюсь через час обратно и узнаю, что Ваня погиб. Прямое попадание осколочного снаряда из танка прямо в подоконник. Во дворе саперы сколачивают уже немудреный солдатский гроб. Захожу в хату. На полу два трупа, накрытых промокшими от крови плащпалатками: Вани и маленькой ра-дистки, имени которой я так и не узнал. Хоронить Ивана не удается. Через полчаса по приказанию комдива еду с саперами вперед, по дороге на Барановичи…”

— Дедуль, дяде Ване было больно? — негромко спросил Матвей. — Я не хочу, чтобы кому-то было больно.

Сказал — и горько, навзрыд заплакал. Ипатий Андреевич посадил внука на колени и крепко обнял. Так они сидели долго. Матвей успокоился и через какое-то время уснул. Мужчина аккуратно поднялся с лавочки, занес мальчика в дом. После вернулся и вновь принялся за чтение.

“После войны меня сильно мучила совесть, что не знаю, где похоронен Ваня. Еще в армии много раз бывал в Осиповичах, но ничего узнать не мог. <…>. Комсомол Белоруссии, пионерская организация много делали, чтобы найти забытые могилы. Вот и я написал в горком комсомола города Осиповичи с просьбой найти могилу майора Ивана Гармашева. Вскоре пришел ответ, что сведений об этой могиле пока нет, но что мое письмо передали красным следопытам 2-й Осиповичской средней школы. Спустя полгода получил письмо и от ребят, на которое сразу ответил. Пообещали они прислать ваш адрес, рассказали, что узнали о том, что ваш сын и брат был похоронен на городском кладбище, но где точно еще не ясно. Думаю, что ребята со временем всё это узнают. <…>.

Молодое поколение, родившееся в Осиповичах, сохранит в своих сердцах добрую память о Ване, о том, что он отдал самое лучшее, что у него было, — свою молодую жизнь за то, чтобы отходящие гитлеровцы не уничтожили их родной город, как это было сделано в других местах нашей республики. <…>.

С глубоким уважением, Ф. ЗВЕРЕВ”.

Ипатий Андреевич дочитал письмо, аккуратно сложил листы в конверт и посмотрел на небо.

— Не один я помню о тебе, Ванюша, — прошептал он. — Не я один…

Оригинал письма по ссылке