Мне не суждено было пережить годы военного лихолетья: я родился, когда страна занималась мирным строительством, осваивала целину, разведывала недра земли, рвалась в космос. О войне напоминали лишь детские игры да звон боевых наград во время многочисленного шествия воинов-фронтовиков в День Победы. Да еще рассказы о моем отце старшине Михаиле Ивановиче Обмоине, командире орудия танка ИС-2, получившем тяжелое ранение под Белгородом и после выздоровления добивавшем захватчиков в Курляндском котле в конце войны. И всё же мне суждена была встреча с войной, причем самой трагической ее частью — смертью защитников Родины, пусть и через 80 лет после ее начала, во время поисковой экспедиции по местам боев 32 кавалерийской дивизии.

…Это была душная летняя ночь начала августа сорок первого. Разрозненные эскадроны 153 полка 32 кавалерийской дивизии собрались в километре юго-восточнее деревни Прудок Осиповичского района. Хотя в напряженных ежедневных изматывающих боях прорыва из окружения было трудно  определить и день недели, и число месяца — журнал боевых действий вести было некогда, да и некому. Руки заняты оружием, а простые химические карандаши покоились у кого в гильзах, у кого просто в укромных местах военной амуниции. Позднее, когда мне пришлось раскапывать места гибели кавалеристов, эти карандаши окрашивали песок в необычайно яркий малиновый цвет, внося этим неожиданные краски в сложную палитру личных переживаний.

Но это потом, а пока, пользуясь ночной передышкой, в спешке из-за неумолимо надвигающегося утра бойцы хоронили своих товарищей прямо возле дороги в большой воронке. С неиспользованными гранатами в подсумках и недострелянными патронами в автоматных дисках, размещенными в один скорбный ряд со сложенными на груди руками. Другим “повезет” меньше: их тела, обезображенные разрывами снарядов и летней жарой, будут стаскивать в воронки и вповалку хоронить согнанные фашистами жители окрестных деревень. Рядом с верными друзьями — боевыми кавалерийскими конями…

Воспоминания очевидцев помогают восстановить картину надвигающегося утра. Вот что рассказывал Анатолий Иосифович Герасимчик, которому в начале войны было 6 лет: “4 августа жара стояла страшная. Они (кавалеристы — авт.) прорвались через засаду немцев в город. Было это ночью, гроза сильная, только шашки блестели. В освещенных грозой окнах сверкали шашки и молнии. Они объехали город Осиповичи в одну сторону, их встретили огнем пулеметов и орудий, не прорвались они. Много их в городе погибло. Много вдоль дороги трупов было. Вся улица Красноармейская (ныне Абросимова — авт.) и Рабоче-Крестьянская,  почти до Прудка…”

Мне и кандидатам в члены осиповичской поисковой группы “Свислочь” Валерию Дещене и Дмитрию Наливайко достался   4-й раскоп, в котором, по данным предварительной разведки, находились останки одного кавалериста. Когда же количество обнаруженных в нем красноармейцев начало возрастать, на помощь пришли руководитель группы Юрий Степанов и поисковики Андрей Торбин и Евгений Гришанович. Учитывая работу находящегося рядом журналиста районной газеты Дмитрия Саврицкого, также соратника по поисковой деятельности, можно сказать, что 4-й раскоп собрал членов нашей поисковой группы в полном составе. В других же трудились представители поисковых групп “Днепровский рубеж”, “За Родину”, “Прометей”, клуба “Виккру”.

Это был так называемый “сброс” — стянутые в близлежащую воронку местными жителями тела погибших кавалеристов. Принадлежность именно к этому роду войск подтверждает найденная Валерием эмблема — скрещенные сабли на фоне подковы. А еще пуговицы с нательного армейского белья, советская мелочь конца 30-х годов, сержантский треугольник, шпоры, ложка в сапоге и… глубоко вонзившийся в позвонок осколок 50-миллиметровой немецкой мины. Сама причина смерти — вот она, рядом: проржавевший хвостовик мины валяется неподалеку. Чувства сопереживания и подавленности вызывает этот поврежденный позвонок с чужеродным для человеческого организма куском ржавого железа, как будто бы сам оказываешься свидетелем трагической гибели близкого человека. Или, правильнее сказать, человека, который стал близким за время, которое прожил вместе с ним, бережно очищая от земли составные части, обметая кистью и старательно раскладывая их по нарисованному скелету специального баннера. Еще бы узнать твое имя, Неизвестный Солдат! Но проржавевшие остатки смертного медальона — плоской жестяной коробочки с отверстием для ношения на шее, прозванной бойцами “ладанкой”, в котором хранятся эти необходимые и желанные для каждого поисковика сведения, — рассыпаются при первом прикосновении…

Хотя другим посчастливилось больше. Вот в 3-м раскопе, в котором работали ребята из могилёвской поисковой группы “Днепровский рубеж”, слышится радостный возглас. Это может  означать только одно: найден смертный медальон в хорошем состоянии. И пока с остальными поисковиками бежишь к месту находки, в сознании “прокручивается” желанная картина: неповрежденный свернутый в трубочку бумажный вкладыш, в котором легко можно прочесть и фамилию владельца, и год рождения, и дату призыва в армию, и домашний адрес. А когда на раскрытой ладони сдержанно улыбающегося поисковика Александра Юрчина видишь черный эбонитовый пенал с характерными ребристыми краями, “кино” продолжается: в чью-то семью возвращается с войны пропавший без вести отец! Или дед! Или просто родственник! И вот уже я стою рядом со счастливыми родными, бестелесный и невидимый, и радуюсь вместе с ними… Радуюсь, что теперь им можно будет прийти на могилу героя, принести цветы, выпить за упокой его души и с гордостью рассказать о нем детям. Как будто и мое состояние понимала журналистка Элла Максимова, когда писала такие строки: “Не видя место погребения человека, невозможно похоронить его в своем сердце”…

Этот медальон, в отличие от других четырех найденных, удалось прочесть, и, как рассказывал мне Юрий Степанов, к поиску родственников сразу же подключилось интернет-сообщество различных поисковых групп Беларуси, России, Украины. И погибший под Осиповичами старшина 153 кавалерийского полка 32 кавалерийской дивизии Курупецкий Никита Никитович, 1913 года рождения, в одночасье перестал быть неизвестной жертвой войны, пропавшим без вести для своей 81-летней дочери Лидии и внука Сергея, правнучек Лизы и Дианы, проживающих в украинском городе Хмельницком. Именно там, на родине героя, будут перезахоронены и найдут покой останки еще одного защитника Отечества.

Когда просматривал материалы, тронул за душу комментарий Дианы Сороко: “Ваша работа — это что-то очень, очень важное! Благодарим за то, что теперь мы знаем, где был наш прадед. И как невероятно то, что вы делаете. Наша бабушка наконец дождалась своего папу… В 81 год. Слов нет, только благодарность”.

Но еще раз перенесемся в жаркое лето 41-го. Безусловно, не было бы кавалерии как рода войск, если бы не было их — строевых коней, принятых на довольствие в РККА, которые наравне со своими седоками переносили все тяготы военной жизни, порой неся нагрузку большую, чем могли выдержать их выносливые спины. Они принимали на себя смертельную начинку минных полей, спасая этим своих седоков, тянули по болотам орудия и обозное имущество и тонули, не сумев выбраться из топкой трясины. Для них не рыли окопов и не строили укрытий, когда под бомбами или артобстрелом они оказывались среди сплошной стены огня и взрывов, в безумстве обрывая поводья и ломая повозки и ноги. Это они выносили раненого всадника с поля боя и не отходили от него, оставаясь верными и после его смерти. Теперь вам станет понятно, почему мы поднимали и будем продолжать поднимать останки кавалерийских коней и, убедившись, что под ними нет всадника, по предложению поисковика Андрея Торбина ставить на месте из подручного материала простой деревянный памятный знак с надписью: “Боевой конь РККА. 1941 г.”. А на памятнике, который предполагается установить погибшим командирам и бойцам 32 кавалерийской дивизии, его автор художник Анатолий Моисеев изобразил взметнувшегося от близкого разрыва коня, вместе с командиром увлекающего бойцов в атаку…

Давно закончилась война, и места былых боев распаханы или покрылись новыми лесами. В безмятежной трели птиц не распознать свист пуль, а раскаты весеннего грома лишь отдаленно напоминают отзвуки артиллерийской канонады. И всё же война неожиданно врывается в жизнь поисковиков и напоминает о себе немым криком черепа, пристальным взглядом его пустых глазниц, аккуратным пулевым отверстием в виске, минометным осколком в позвоночнике. И смертным медальоном. А значит, для меня и моих товарищей по поиску неучтенных военных захоронений война не завершена, ибо “война не закончена, пока не похоронен последний погибший на ней солдат”*.

Юрий Обмоин, поисковик осиповичской группы “Свислочь”.

*Крылатая фраза, принадлежащая великому русскому полководцу Александру Суворову.

Старшина Никита Курупецкий (слева) перед отправкой на фронт

Дмитрий Наливайко, Андрей Торбин, Валерий Дещеня и Юрий Обмоин на месте раскопок кавалерийского коня (20-23 апреля 2021 г., д. Прудок).